ОДИНОЧЕСТВО ОПЕРЫ
(навеяно кинолентой «Призрак Оперы» и своей жизнью).
Раздел 1. ОНА – из воспоминаний о НЕМ...
С самого детства я считала, что нет ничего красивее одиночества. Оно позволяет познать себя, быть собою, ведь перед собой не сыграешь ни одной роли — ни одной, даже самой совершенной. И все же, если сыграешь, то вернешься к истокам — к самому себе… Я замечала в себе неведомые МИРЫ, и расплывчатые пока дали поэзии.
Еще не находя слов, не рождая образы, я уже наслаждалась этими первыми предчувствиями Музы, созерцала первые проявления ее присутствия рядом, касалась мраморного лика, который, казалось, проявлялся ниоткуда и в никуда же исчезал, таял в моем игривом детском молчании… Так зарождались первые ростки рифмованных строк. Мне нравились эти нежные, хрупкие лепестки поэтической тишины, я вспоминаю свою нескрываемую радость от первого стихотворения, написанного мысленно за несколько минут катания на детской карусели. Мне было 8 лет. А вызревал этот стих еще лет с трех, наверное. Его я посвятила своему братику Коле. Я помнила стих еще несколько часов, но, не записав, забыла напрочь. Незабываемым осталось впечатление от него, трепетное и теплое, словно братик и правда был рядом, и это вместе с ним мы зарифмовали, катаясь на карусели прохладным осенним днем.
5 лет вызревало это состояние самоуглубления и поиска нужных слов и ритмов, а когда оно родилось ВПЕРВЫЕ, то, видимо, впервые и стало понятно: в одиночестве настоящем нет уединения — есть истина, и возможно стать ею.
Я не хотела (и не хочу) быть КЕМ-ТО, хотя у меня были (и есть) для этого все задатки: неплохо играла на сцене, хорошо рисовала и писала, и рисую сейчас, и пишу, но быть кем-то мне всегда было неинтересно. Я чувствовала, что став кем-то—утрачу себя, что тогда во мне исчезнет мое истинное ЧТО-ТО—моя поэзия, открывающая двери в нетленный мир НЕ ОДИНОЧЕСТВА. Быть собой — мой жизненный ориентир!
Когда-то я написала в университете сочинение о том, что невозможно, по большому счету, быть одиноким, когда слушаешь, к примеру, «Лунную сонату» Бетховена. Одиночества нет, когда живешь искусством, оно, одиночество, тает в этих глубинах духовной красоты и дарит ощущение великой наполненности всем: собой, музыкой, поэзией, размышлениями, искренностью всестороннего проявления Гения Духа.
В ответ на этот текст Анатолий Михайлович Добрянский на следующем занятии исправил меня, сказав, что «Лунная соната» Бетховена—это соната №14. И мне отчего-то стало обидно, ведь не столь важно, каково точное название этого произведения, невероятно меня поразившего; произведения, которое, собственно, Анатолий Михайлович на практическом занятии и предложил нам, студентам, послушать.
Важно не название, а мое восприятие одиночества, «Лунной сонаты». Я знала, что это истинное восприятие, верное, что я весьма метко раскрыла тему одиночества, и потому хорошо и искренне, от всего сердца выполнила задание Анатолия Михайловича.
Я не просто обиделась, я огорчилась. И, дабы доказать свою правоту (или, скорее, просто привлечь внимание), пришла на кафедру литературы, к преподавателю (к своему ЛЮБИМОМУ преподавателю) с требованием вернуть этот текст мне. Разумеется, Анатолий Михайлович настоял на том, что не может его вернуть.
Я редко смотрю людям в глаза долго, и редко чьи глаза могут побудить меня к этому. Но в тот миг я не удержалась и передала все, что хотела донести, взглядом, а именно: я знаю, что такое одиночество, потому не просто понимаю Вас, мой седовласый Маэстро, а хочу, стремлюсь, чтобы и Вы поняли меня, почувствовали меня так, как я Вас чувствую. И не ради истины, а затем, чтобы больше не чувствовать себя одиноким (одинокой). По всей видимости, он все же прочел это в моих глазах.
Однако он не узнал, что потом, когда я покинула кафедру, мои глаза наполнились слезами, моя душа почувствовала ВСЕ: каждую следующую одинокую минуту МОЮ И ЕГО. Я почувствовала его дальнейшую судьбу — и мои слезы уже не знали удержу. Я плакала, хотя и не от жалости, а из стремления бессильного своего изменить что-то хотя бы на миг, хотя бы на секунду, счастье подарить… и не забыть уже никогда… и ни за что… ни при каких обстоятельствах. Не допустить…
Слезы все не прекращались. Я не могла взять себя в руки, поэтому отпросилась со следующей пары. И пошла в общежитие… Одинокая…
Одинокая девочка, любящая истину — и себя в ней, поэзию — и себя в ней, свет — и себя в нем… Всего лишь девочка, любящая одиночество. Его одиночество не меньше своего. И уважающая то, что нельзя нарушать и невозможно изменить.
Росчерк пера — А СУДЬБА ДОПИСАНА!
Раздел 2. Кристина ДААЕ к Призраку оперы: "ЖИЗНЬ ПОСЛЕ".
Я потеряла тебя, так и не побыв с тобой. И выбор другого не оправдывает эту потерю. Ничто не оправдывает. Нет мне оправданий. Я просто грущу. Просто и сердечно, словно никогда и не было другого. Будто вообще никогда ничего не было. Существовала лишь эта боль, оттого, что не решилась быть с тобой. Лишь боль проросла во мне странным воспоминанием—твоим взглядом, твоим движением руки и правого плеча, и прикосновением твоих духовных пальцев к моей руки, что в непривычной близости оказалась рядом с твоей. Все согревает… и обжигает одно — я не решилась! Я выбрала другую жизнь, без тебя…
Я ведь любила тебя, МОЙ Ангел Музыки! Почему я ушла из твоего мира?
Пускай, я верю, уважение к твоему одиночеству могло быть причиной, либо подсознательной, либо очень хорошо осознаваемой—какая теперь разница? Симпатия к другому не стоила и тени Тебя. И не утихомирила разбуженные ТОБОЙ чувства. И новый поиск тоже не утихомирил их. Ведь они были к ТЕБЕ!
Где тогда потерялось мое сознание? Я поверить не могу, что так, сознательно, отказалась от тебя! Я не могла так поступить! Я же знала, чем все это закончится. Я знала, что ты без меня погибнешь. И я буду стоять над твоей могилой, вымаливая прощение. Почему же я согласилась на это? Почему не пошла наперекор судьбе своей? Почему не требовала от нее согласия на наши настоящие отношения? Почему я была молчаливой, словно камень? Почему мое сердце замирало в твоем присутствии? И твое также…?
Мы совершили нелепость, любимый мой, - мы расстались навсегда!
Раздел 3. Без тебя.
И что я теперь без тебя? Дом, семья, постоянные воспоминания: голос, что мучает пением по ночам, твой голос, что успокаивает меня и продолжает учить, но уже НОВОМУ пению…
Танец, общий танец на границе миров, ощущение твоих грез, что вмиг становились моими. И куда ж это страх исчез? КУДА? Теперь, когда он должен бы быть, его нет. Всего лишь чувства в моем сердце—величественные и прекрасные.
Мой уважаемый виконт живет со мной почти в счастье, но постоянно я посещаю могилу отца, ищу в шелесте деревьев его фигуру — силуэт Духа, и слышу в сердце голос моего Ангела-Маэстро.
Виконт смирился с этим, он с этим все же виделся ТОГДА, он победил, забрал меня у тебя, но ему лишь казалось, что эта победа возможна, ему просто этого хотелось… Нет меня рядом с ним. Это стремление петь с ТОБОЙ куда величественней стремления к семейной жизни. Это стремление заставляет ради тебя ЖИТЬ. Чтобы ТЫ во мне продолжал свою жизнь, и снова чувствовал мой голос, а я в тебе услышу свой; все сплетется, как когда-то, во взглядах и первых чувствах — счастливых и пугливых.
Я мечтала об ЭТОЙ ЛЮБВИ с детства. Я знала, смерти не существует. Дух всегда рядом, музыка преодолевает смерть. И вечность проникает в мое сердце ТВОЕЙ ЖИЗНЬЮ!
Мы вместе наперекор всему.
Раздел 4. ОНА без ТЕБЯ.
Она без тебя молчалива, печальна часто и отчего-то все же счастлива. Она без тебя счастлива. Но не со мной. Меня в этом признании МУЗЫКЕ нет, никогда ангелом мне не быть, лишь верным другом, лишь лучом, что согревает, но не сожжет. Лишь преданным ее красоте мужчиной и отцом детей ее. Лишь ним.
О, сколько дней минуло в поисках ее улыбки, сколько дней минуло зря… Но не для нее. Не для тебя… Для меня лишь…
Неужто та Любовь, что не сжигает, и не пылает тоже? Не пылает, тлеет только… И руки хладные так нежно согревает…
Раздел 5. Я БЕЗ НЕЕ.
Она была со мною искренним дитем.
Все, что в душе дорогого и святого — все от тебя, мое дитя. Мой ученик и моя погибель, моя красота, и моя потеря, ты — свет очей моих. Но как с тобой мне быть, когда ты выбрала другого, и мир другой?
Не мир дерзко вечный, опасный и в то же время мир в тиши подземелья, в трущобах веры и знаний, в тайниках самоуглублений, в чистоте помыслов и ненависти к тем, кто издевательством меня оценил — не это тебе подобало бы в жизни! Не это. И ты спонтанно избрала себе исконно-иное: покой и затишье замка аристократии. Но будет ли эта аристократия – порождением духовной аристократии, или просто наследственной формой лица черт? Вопросы мои неуместны, я знаю. Однако я иду в них все дальше и дальше.
Счастлива ли ты ТАМ, где я всего лишь марево в дремоте твоего сердца? Любишь ли ты ЕГО – или меня в нем? Мой отзвук в нем слышишь ли ты? Веди свой мир вдаль… Я буду ждать тебя сердечно…
Раздел 6. Дети к НЕЙ.
О, матерь наша! Ты не с нами теперь, ты в голосе своем замолкаешь мистическим образом, почти в летаргии и радость твоя, и печаль, в потустороннем сиянии лик твой беспрестанно.
О, матерь наша, что так грустно тебе рядом с детьми, отчего не видишь глаз, на тебя верно глядящих?
Отчего убегаешь в свои миры, где нас не слышно тебе и не видно?..
Мы любим тебя, как самый светлый миф о МАТЕРИ.
Его напели нам птицы весной и в касаньях твоих мы защебечем игриво. Вернись к нам, не уходи в потусторонность пения. Верни нам радость твоей улыбки и упорства. Разделим с тобой боль утраты. Только услышь нас, наша МАТЕРЬ!
Раздел 7. Она детям.
Мои вы ласточки милые. Душой исполненной ласки и добра к Вам лечу сквозь чащи боли и страха. Я Вам ВЗРОСЛЫМ расскажу про потери. Про то, что выбор делается уже с детских годов, что судьба ведет нас туда, куда сама желает. И мы ведемся, на самом деле. Нам лучше вести себя смело, сердце терниями пронзая, и дальше двигаться, до самого конца. И детей рожать от тех, кого судьба избрала нам в безумной игре своего кармического бесстыдства.
А потом, этот ваш плач, и преткновения ваши слепые в шумной колыбели мира… А потом, эти радости ваши и… И печаль в моем вздохе. Все было бы хорошо, если бы не пение веков в моем сердце жило неизменно…
Все было бы прекрасно, дети…
Раздел 8. Старость ЕЕ.
Отважно ты пришел в мои сны, откровенно, свирепо… И нежно в то же время. Известил о старости не одинокой, о напрасно прожитой жизни без тебя, но и о том, что воспоминания-мысли мои были совершенно уместны, тебе посвящены и искренне, и навеки. И потому живы.
И жива я оттого была на краю совместной с НИМ жизни. И мечты о жизни с тобой я воплотила лишь во снах… А песня ночи, тьмы зовет и поныне в мир ТВОЕЙ ВЕЧНОСТИ, мой Призрак. Мой Ангел смерти, Музыка – мой рок и голос, который пел всего лишь С ТОБОЮ РЯДОМ, лишь с ТОБОЙ! А после — отголосок лишь, лишь отзвук праздника! Бал-маскарад и театр до основания сгорели в пламени любви неземной… ТВОЕЙ! Ты все испепелил, лишь душу во мне сберег. Поэтому и моя живет теперь на склоне лет счастливо.
Раздел 9. ИХ встреча.
Они в прикосновеньях эфирных тел словно блаженные у Бога святые — прозрачны, легки, видимы неслышно, тихи и новы, как воскресенье Божье. Они вместе, они теперь вместе.
Раздел 10. Подарок судьбы.
Ее любовь была, будто подарок судьбы. Она была этим подарком судьбы. Она была жива и рядом. И мистическая тоже — и это привлекательнее даже. В борьбе пылкой за НЕЕ я почувствовал весь смысл СВОЕЙ жизни, которую, ни капли не жалея, целиком посвящал лишь ей и нашим детям. И подарок мой из Театра Оперы, из ЕЕ и ЕГО ТЕАТРА я принесу на вечную и искреннюю память о тайне Милой СВОЕЙ — ее научил петь Ангел! Она ведь тоже этим Ангелом БЫЛА!
Возьми из моих еще живых и теплых рук это сокровище: ЕГО музыкальную шкатулку… Пусть она на могиле твоей напоминает о касанье ЕГО рук.
Я преданность свою сему величию буду нести, как флаг Высокого искусства, — гордо и легко. Я жил ТОБОЙ, ТОБОЙ я умер. И прими меня, даже если вы вдвоем меня на небесах уж призабыли. Прими, вспомни, почувствуй и вместе будем воспевать о вечном!
Раздел 11. Эпилог.
Каким бы не был рок, каким бы фатум не казался громким и трагичным — все это вопреки, все гармонией дней и судеб обвито, все происходит истинно и ладно. Лишь углубленье дум — и рай святой в самих нас расцветает.
Живите трагизмом и наслаждайтесь жизнью, тогда трагизм станет легким и доступным, а радость будет вечной, словно мир.
Они вдвоем или втроем, иль все отдельно — там встретятся и танец Искусства поведут. Любая опера в себе черпает вдохновенье.
От СЕБЯ: я точно знаю, что счастлива теперь. Я люблю это состояние вдохновенья и жизни. Я люблю жизнь, ибо ОН живет со мной в МОЕМ СЕРДЦЕ. ОН ВСЕ ПОНИМАЕТ… МИР ЕГО ДУШЕ…
| 
